Мастера Стрел похоронили наутро, привязав тело в развилке ветвей большого тополя, и мы стали готовиться к переносу лагеря, на что ушел остаток дня; нужно было нарезать и высушить мясо, чтобы уменьшить вес грузов, снять мездру с многочисленных шкур и сложить их во вьюки. В лагере не было никого, кто умел бы лечить перелом ноги, но мы сделали шины и перевязали сломанную ногу Двух Луков как умели. На следующее утро лагерь снялся рано и двинулся к дому. Все спешили уйти из этого злополучного места, кончить несчастливую охоту, пока не случилось еще какой-нибудь беды. Раненого уложили возможно удобнее на ложе, привязанное к жердям волокуши.
Во второй половине дня началась метель с сильным морозом; вокруг нас несло и крутило тучи мелкого снега. Несколько человек решило заночевать в первой же рощице, какая встретится, но остальные заявили, что не остановятся, а будут продолжать ехать всю ночь, пока не прибудут домой. Они боялись остановиться; опасение, что их постигнет какое-нибудь ужасное несчастье, казалось страшнее слепящего снега и жестокого мороза, посылаемых Создателем холода. Злые духи, рассуждали они, кружатся около, они уже причинили смерть и страдания, и никто не будет в безопасности, пока не кончится охота и не будут сделаны жертвоприношения богам. Хвост Красной Птицы был в числе тех, кто предпочел ехать дальше. Мы с Нэтаки могли бы остановиться и вместе с каким-нибудь из семейств, свернувших в лесистую лощину, переждать в палатке, пока пройдет буря, но Нэтаки заявила, что совсем не холодно и что ей не терпится вернуться в наш удобный домик к жаркому камину.
— Мы сможем добраться к полуночи, — говорила она, — подумай только, как приятно будет поесть у камина, а потом спать в большой теплой постели. Ты за меня не бойся, я выдержу.
Ужасная ночь. Луну большую часть времени скрывали низко летевшие тучи и сыпавшийся снег. Мы просто уцепились в седла, отдав поводья, и положились на лошадей, надеясь, что они будут держаться пути, который прокладывал Хвост Красной Птицы. Мы не могли бы править, если бы и захотели, так как руки у нас онемели от холода и приходилось прятать их под плащами и одеялами, в которые мы закутались. Я ехал вплотную за Нэтаки, а она позади предводителя отряда, семья Хвоста Красной Птицы следовала за нами. Иногда, оглядываясь, я видел семью предводителя, но чаще их скрывал слепивший глаза снег. Хвост Красной Птицы и многие мужчины часто соскакивали с лошадей и шли или бежали рядом, тщетно пытаясь согреться, но женщины оставались в седле и дрожали; некоторые из них обморозили руки и лица. Когда до дому оставалось еще миль шесть-восемь, Хвост Красной Птицы, шедший впереди своей лошади, провалился в занесенный снегом ручей. Вода доходила ему до пояса; она мгновенно замерзла на его леггинсах, как только он выкарабкался из ямы Но он не жаловался и продолжал упорно шагать по глубоким сугробам, пока мы не пришли наконец домой. Я еле слез с лошади, так я одеревенел, закоченел и замерз. Мне пришлось снять Нэтаки с седла и внести ее в дом. Был уже второй час: мы пробыли в пути около семнадцати часов! Я разбудил одного из рабочих, чтобы он принял лошадей, и мы легли в постель, укрывшись несколькими шкурами и одеялами, от дрожи у нас стучали зубы. Но если вы когда-нибудь основательно замерзнете, то попробуйте согреться этим способом. Вы согреетесь под одеялами гораздо скорее, чем сидя у камина и глотая горячие напитки.
Когда мы проснулись, было уже около полудня. Стало известно, что из нашего отряда пропала женщина. Как-то, где-то в эту страшную ночь она свалилась со своей лошади, и Создатель холода взял ее. Тела ее не нашли. Я рассказал Ягоде про то, что мы претерпели в этом походе.
— Ведь я предупреждал тебя, — заметил он, — чтобы ты не ездил. Человек, который может зимой оставаться у камина и бросает его, чтобы охотиться в прерии, несомненно тронутый. Да, сэр он чистейшей воды чистокровный дурак.
В сентябре на реке Кат-Банк нашли убитым человека по имени Чарлз Уолмсли, ехавшего из форта Маклеод в Форт-Бентон; Кат-Банк находится на полпути между этими фортами. Его фургон, сбруя и другие вещи были свалены в реку. Подозрение в конце концов пало на некоего Черепаху и его товарища Всадника, индейцев из племени блад, которые израсходовали несколько сот канадских долларов в Форт-Бентоне на ружья и разные другие предметы, дорогие сердцу индейца. Они жили в занятой бладами части лагеря близ Форта, и шериф графства, узнав, где находятся заподозренные в убийстве, выехал чтобы арестовать их; он взял с собой только помощника Джеффа Толбота. Может быть, на границе и встречались люди храбрее шерифа Джона Дж. Хили, но я их не видал. Хили занимал пост шерифа не знаю уже сколько сроков подряд, и ему принадлежал издававшийся в Форт-Бентоне «Рекорд», первая газета, начавшая выходить в прериях Монтаны. До этого он торговал с индейцами как один из главных организаторов Хуп-Апа и северной торговли.
Хили и Толбот приехали на нашу ферму вечером, перед заходом солнца, и, как только задали корму лошадям, рассказали нам, зачем прибыли.
Ягода покачал головой.
— Будь я на вашем месте, — сказал он, — я бы не пытался арестовать их здесь. У Черепахи куча родственников и друзей. Я думаю, они будут драться. Вы бы лучше вернулись назад и взяли в форте несколько солдат на подмогу.
— Плевать мне на него, хотя бы у него была тысяча родственников! — воскликнул Хили. — Я приехал сюда за этими индейцами и повезу их назад с собой, живых или мертвых.
— Ладно, — отозвался Ягода, — если вы обязательно должны попробовать арестовать их, то мы будем с вами. Но затея эта мне совсем не нравится.