Моя жизнь среди индейцев - Страница 88

Мы поели то, что женщины поставили перед нами, и он снова набил трубку. «Слушай, — сказал он, когда мы закурили, — слушай. Когда-то я страдал, как ты сейчас, и, подобно тебе, искал помощи всюду, всякими способами и наконец получил ее. Волосы мои побелели, кожа в морщинах, я очень, очень стар. Но и сейчас я крепок и здоров и сам добываю мясо для этой палатки. И все потому, что я нашел себе могущественного целителя. Я жалею тебя. Сейчас я тебе скажу, что мне было велено сделать. Слушай внимательно мои слова, следуй моему совету, и ты тоже доживешь до глубокой старости.

Прежде всего о твоей болезни: чей-то дух, может быть дух убитого тобой врага, каким-то образом проник в твое тело и вызвал злокачественную опухоль в твоем желудке. Ее нужно удалить, потому что она все растет и растет и давит на сердце. Если не остановить рост опухоли, то она скоро будет давить так сильно, что сердце не сможет работать; тогда — смерть. Ты должен убить горного льва и велеть выделать шкуру, оставив когти на лапах. Смотри за этой шкурой как следует, ночью подвешивай ее или клади в изголовье своего ложа. Ложась спать, молись, говоря: «Хайю, создатель когтей; хайю, создатель острых рвущих когтей, молю тебя, помоги мне. Вырви когтями эту опухоль, которая угрожает моей жизни и обязательно убьет меня, если ты мне не поможешь!» — Так ты должен молиться создателю когтей, тени самого древнего горного льва. Ты должен выучить три песни», — он научил меня петь их (тут старик спел их; нечего и говорить, что пел он с тем глубоким, искренним чувством, какое верующие вкладывают в священные песнопения). Он сказал мне также, что я всегда должен класть свою трубку на лепешку бизоньего навоза, так как бизон священное животное, и чтобы, молясь, я выпускал дым на все четыре стороны света, кверху — к живущим над нами, книзу — к нашей матери (земле). Тогда мои молитвы будут действовать сильнее.

Должно быть, то место, где я нашел этого доброго старика, находилось очень далеко, так как тень моя вернулась к моему телу, только когда уже взошло солнце. Я проснулся и увидел, что оно светит в пещеру. Жена моя снова развела огонь и готовила на нем еду.

— Оставь это пока, — сказал я, — иди, посиди со мной.

Я рассказал ей все: где я был, что добрый старик говорил мне, и она обрадовалась. Тут же мы повесили как приношение половину стрел из моего колчана и язык убитого мной вапити. Потом мы отправились домой. Жена моя несла столько мяса, сколько была в состоянии поднять. Я мог нести очень мало.

У меня было северное ружье , но не было ни пороха, ни пуль; единственный кремень уже никуда не годился. Я взял на время у одного друга капкан и в короткий срок поймал им шесть бобров. Другой мой друг, отправлявшийся в Форт-Бентон продавать шкуры, взял с собой моих бобров и принес то, в чем я нуждался — новые кремни, порох и пули; я начал охотиться на пум. Я никогда раньше не охотился на пум, никто из нашего племени не охотился на них. Один человек случайно встретил и убил пуму; его считали счастливым, так как шкуры этих зверей всегда использовались как магическое средство. Из них делают чехлы для луков и колчаны; иногда владельцы шкур покрывают ими седла. Применение их в этом виде приносит верный успех на охоте и на войне. Итак, я никогда не охотился на этого зверя, но теперь должен был обязательно убить его. Снова жена и я отправились пешком в горы. Я взял и ружье и лук, чтобы убить дичь на мясо. Беззвучная стрела не спугивает никого; треск ружейного выстрела будоражит всех: спящие животные просыпаются, настораживают уши, нюхают воздух и выжидают.

Мы шли вдоль берега реки. Тут и там на грязи и мокром песке ясно виднелись отпечатки лап зверя, которого я искал, но только отпечатки — ничего больше. Мы вошли глубоко в лес. Хотя здесь, может быть, проходило много пум, но они не могли оставить никаких следов на сухих опавших листьях. Мы поднялись выше, идя лесом, туда, где господствует камень, а деревья делаются мелкими и низкими. Там мы просидели весь день, выглядывая из кустов, окружавших это место. Один раз нам встретился небольшой черный медведь, в другой раз куница, но больше мы не видели ничего живого, кроме маленьких птиц и орлов, лениво кружащих около нас. Но незадолго до захода солнца к нам приблизилось пасшееся тут стадо горных баранов; они шли по ветру. Я наложил на лук стрелу и застрелил барана, маленького молодого самца. Он заблеял и упал; остальные сначала убежали в испуге, потом вернулись вместе с его матерью и стали с любопытством глядеть на него, осматриваться кругом, стараясь понять что произошло. Тогда я застрелил мать. Мы оставили ее на месте, рассчитывая на следующий день найти около нее пуму, взяли детеныша, сошли вниз с горы и заночевали у ручья.

Так провели мы много дней. Мы устраивали ночлег там, где нас заставала ночь, и возвращались домой, только когда палатка нуждалась в мясе или когда лагерь переходил на новое место. Так прошло лето, и за все это время мы ни разу не видели зверя, которого я искал. Дважды за это время я умирал и каждый раз на более продолжительное время, чем раньше. Я совсем пал духом. Я не сомневался в сказанном мне во сне и был уверен, что старик говорил правду, но чувствовал, что умру раньше, чем сумею выполнить все, что он мне велел. От гор Белт мы перешли на Желтую реку, оттуда, переправившись через нее, к горам Сноуи. Затем наступила зима; на высоких склонах выпал снег, спускавшийся все ниже и ниже, пока горы не побелели до самой равнины. Теперь ничто, случившееся ночью, не осталось скрытым от меня: куда бы я ни пошел, снег рассказывал мне обо всем так же ясно, как если бы кто-нибудь присутствовал при этом, видел все, а потом передал мне. Вот здесь прошли, паслись, играли и отдыхали олени и вапити; здесь бродил медведь, переворачивая бревна и камни. Я находил следы волков, койотов, рыси, лисиц; все они охотились а свой лад, чтобы набить себе чем-нибудь брюхо. А вот, что это за куча ветвей кустарника, сучьев и листьев, грязно снега и земли? Из кучи торчит рог. А вот дальше кровь; что-то тащили по снегу. Ага! вон, вон там следы, большие круглые отпечатки лап, близко друг к другу. Здесь ночью пумa набросилась на самца оленя, убила его, наелась досыта, а остальное оттащила к логову и прикрыла валежником, какой смогла наскрести. Так я объяснил все это жене.