Моя жизнь среди индейцев - Страница 73

К оглавлению

73

— Мой мальчик, я надеялся, что ты никогда не узнаешь то, что я должен тебе сказать, во всяком случае узнаешь не раньше, чем я умру. Но сейчас я должен сказать тебе все: вон там, в этом доме, живет женщина, на которой я женился, и у нас есть дети, мальчик и девочка. Я могу ввести тебя туда и представить только как друга, как сына старинного моего друга из Монтаны. Мне стыдно, но приходится это говорить. Ты пойдешь ко мне?

— Да, — ответил я, — я пойду с тобой.

И мы пошли в дом.

Жена его, очень милая женщина, и дети, оба моложе меня, были добры ко мне. Они мне понравились против моей воли, но в то же время мне было очень грустно. Ночью, отправившись спать в свою комнату, я плакал.

Мы с отцом много раз беседовали наедине, и он все повторял, что любит меня больше всех остальных, что я для него на первом месте. Конечно, я не мог оставаться там долго, положение мое было слишком тягостно. В последний раз, когда мы с ним разговаривали, он спросил, собираюсь ли я рассказать матери о том, что узнал. Я ответил, что не намерен ничего рассказывать. Так мы расстались, и я вернулся в школу. И сейчас моя мать ничего не знает об этой его другой жизни. Он приезжает и живет с нами, иногда целое лето. Она его любит, и я уверен, что если бы она узнала, что он сделал, то это убило бы ее. И узнай об этом та женщина, ее бы это тоже убило. Но ведь он мой отец, и я же люблю его. Я не могу не любить его, что бы он ни сделал».

Могу добавить, что старый джентльмен остался верен своему слову. Пока он был в состоянии путешествовать, он продолжал навещать в Монтане сына и жену. Когда он умер, то оказалось, что в завещании, составленном за несколько лет до того, как Ягода побывал у него, большая часть отцовского имущества отдавалась первому любимому сыну. Отец Ягоды был образованный человек и интересовался всем, что касалось Запада. Он поступил на службу в Американскую пушную компанию, когда она только организовалась, в 1822 или 1823 году, и стал одним из видных начальников фактории. В течение многих лет он вел дневник, куда вносил ежедневно события своей жизни, в том числе многие наблюдения над индейцами, которых встречал, записывал их обычаи и предания. Он подготовлял эти материалы к печати, но они сгорели при пожаре, уничтожившем его дом. Многие из нас сожалеют об этой потере.


Глава XXII

Военный поход Чудака

Пора было нам, пожалуй, заняться еще чем-нибудь, кроме прогулок по форту. Однажды утром Ягода оседлал лошадь и поехал в лагерь на Марайас поговорить с вождями. Вернулся он дня через два, более чем довольный результами совещания, так как индейцы решили провести зиму на реке Марайас. Мы могли использовать торговый пункт, построенный два года тому назад. Там требовался кое-какой ремонт, но к середине сентября мы уже устроились на пункте с хорошим запасом товаров. Труднее всего при переезде было добиться, чтобы погонщики быков не напились пьяными. Из них Виски Лайонс был в этом смысле хуже всех встречавшихся мне погонщиков. Его никогда не оказывалось на месте, чтобы помочь при погрузке в фургоны, а когда мы были готовы тронуться, приходилось разыскивать его, привязывать под мышки на веревку и вымачивать в реке, пока не придет в себя. Еще один «капитан» Джордж, специалист по гулянке с песнями, обладал большим запасом занятных песенок, которые он распевал, когда напивался.

Я часто задумывался над тем, куда девались погонщики мулов старого времени, тратившие так легко и весело свои деньги при первом удобном случае. Я ни разу не слыхал об их смерти. Я ни разу не видал их после появления железных дорог и прекращения навигации в верховьях Миссури. Они просто исчезли.

Нам было почти нечего делать, пока не начнут поступать зимние первосортные шкуры бизонов. Пикуни ушли на реку Милк, за холмы Суитграсс-Хиллс, и собирались вернуться на зимовку, только когда их загонят холода. Отдельные индейцы все время приходили и уходили; кто приносил с собой шкуры бобров для обмена на порох, пули, табак и виски, а кто приходил, чтобы получить те же товары в кредит. Нам не хватало Гнедого Коня, отправившегося вниз по Миссури, куда-то ниже устья Джудит, чтобы устроить там лесопилку и торговать с гро-вантрами. С ним мы всегда хорошо проводили время. Когда в торговле бывал застой, Ягода чувствовал себя плохо, не в своей тарелке. Он был нервный, подвижный человек и не мог жить спокойно без дела. Мне случалось видеть, как он валил быка, чтобы подковать его, хотя подковывать этого быка не требовалось, или чинил старое колесо от фургона, которое никогда не понадобится. Но самым огромным из его развлечений было занятие медициной. Один в военный врач подарил ему большой ящик с хорошим набором медикаментов и инструментов; ящик вмещал десятки бутылей с лекарствами, отделения полные ножей, пил, зондов и разных других орудий пытки, перевязочный материал, пластыри, шины — обширный ассортимент предметов. Если кто из нас заболевал, мы по возможности скрывали от Ягоды свою болезнь, опасаясь, что он залечит нас до смерти.

Однажды наш друг Четыре Медведя, лагерный глашатай, человек, державшийся с большим достоинством, зашел к нам и пожаловался, что очень плохо себя чувствует. Ягода сразу заинтересовался им.

— Я думаю, — заявил он, поставив диагноз, — что здесь в ящике есть как раз нужное лекарство. Все будет в порядке после приема Зейдлицкого порошка. Конечно, это как раз то, что ему нужно. Я дам ему двойную дозу.

Он высыпал порошки из двух белых бумажек в стакан воды и заставил пациента проглотить ее. Тут он сообразил, что забыл всыпать порошки в зеленых бумажках.

73