Моя жизнь среди индейцев - Страница 40

Наконец настал знаменательный день, и все жители обоих лагерей, даже женщины и дети, вышли туда, где должны были состояться скачки, — на ровный участок длиной около 500 ярдов. Заключались отчаянные пари: я никогда не видел — ни раньше, ни позже — такой массы вещей, какая была разложена на равнине. В той или иной куче вещей можно было увидеть образцы всего, что оба племени употребляют в быту или в качестве украшения; тут же не участвующие в пари юноши или мальчики держали на привязи множество лошадей — ставки пари. Даже женщины заключали пари: в одном месте можно было видеть медный чайник, поставленный против шитого бисером платья, в другом кожаную сумку сушеного бизоньего мяса против дубленой шкуры вапити, ярд красной шерсти против двух медных браслетов.

Я стоял в толпе других зрителей у финиша, где поперек пыльной скаковой дорожки была прочерчена борозда. Старт давался с места; мы видели, как два юных ездока, голые, если не считать обязательной набедренной повязки, подвели беспокоящихся, пляшущих коней к старту ярдах в 500 от нас. Лошади стартовали; зрители, стоявшие шпалерой вдоль дорожки, начали кричать, подбадривать ездоков, требуя, чтобы они старались вовсю. Смешанный шум возгласов на языках черноногих и кутене все усиливался; немалую роль в этом шуме играли пронзительные крики женщин. Мы со своего места не могли судить, которая из лошадей впереди; они приближались к нам быстрыми длинными скачками и, казалось, бегут вровень. Вот они уже приблизились к цели, и толпа вдруг затихла. Все затаили дыхание. Можно было слышать, как широкие ремни плеток, которыми ездоки усиленно подгоняли лошадей, хлопают по бокам напрягающих все силы скакунов. Вот они достигли конца; еще несколько скачков, и они пересекли борозду почти что голова в голову; мне казалось, что кутенейская лошадь на несколько дюймов опередила другую. Немедленно поднялся громкий говор и крики, и все бросились к ставкам.

«Мы выиграли, — кричали пикуни, — мы выиграли!» Я полагаю, что то же самое говорили и кутене в своих непонятных, сердитых выкриках. Люди хватались за ставки и, стараясь завладеть ими, тянули и толкали друг друга. В середине борющейся кучки какой-то кутене вытащил старинный кремневый пистолет и прицелился в своего противника, но кто-то как раз вовремя ударил снизу по стволу, и пуля полетела далеко в сторону. При звуке выстрела женщины в испуге бросились к своим палаткам, волоча за собой плачущих детей. Горячие головы юношей и мужчин пикуни начали кричать друг другу: «Бери оружие! Убьем этих кутенейских жуликов».

Борьба из-за вещей, поставленных на пари, прекратилась. Каждый участник пари, по-видимому, схватил, не встречая возражений, то, что принадлежало ему, и поспешил в свою палатку. Через несколько мгновений место скачек опустело; остались только вожди пикуни и кутене, несколько старейшин их племен, Нэтаки и я. Нэтаки схватила меня за руку, в глазах ее был настоящий ужас; она умоляла меня сейчас же уйти с ней.

— Будет большое сражение, — говорила она, — оседлаем лошадей и уедем подальше. Идем.

— Это сражение меня не касается, — отвечал я, — я белый.

— Да, — воскликнула она, — ты белый, но ты также пикуни. Кутене будут стрелять в тебя так же охотно, как во всех остальных.

Я сделал ей знак помолчать, так как хотел слышать к какому решению придут вожди. Большое Озеро отправил своего глашатая домой.

— Скажи им, — велел он, — вот мое слово. Я сейчас отправляюсь в лагерь моего друга Спина Видна. Кто хочет сражаться против кутене, должен будет сражаться против меня и этих людей со мной.

Глашатай поспешно удалился; тогда вождь обратился ко мне.

— Идем, — сказал он, — ты тоже за мир. Идем с нами.

Я пошел с ними в лагерь кутене. Нэтаки, страшно обеспокоенная, шла следом за нами. Едва мы пришли, как увидели все увеличивающуюся толпу возбужденных всадников, с криками несущихся на нас из другого лагеря.

— Дайте мне ружье, — потребовал Большое Озеро, — кто-нибудь, дайте мне ружье.

Когда ему передали ружье, он выступил вперед; его старое красивое лицо выражало суровую решимость, глаза сверкали гневом. За нашей спиной шуршали шкуры и трещали жерди палаток; их поспешно разбирали перепуганные женщины, укладывавшие вещи. А около нас собирались мужчины кутене, готовясь защищаться и защищать своих. Они хорошо знали, что не могут тягаться с пикуни, которые были гораздо многочисленнее. Но стоило только взглянуть на них, приготовившихся к бою, увидеть упрямые взгляды и сжатые губы, чтобы знать наверное, что они будут стоять до конца.

Во главе быстро скакавших к нам пикуни ехал молодой воин по имени Олененок. Я его очень не любил, так как чувствовал, что он меня ненавидит. Впоследствии у меня с ним были серьезные неприятности. У него было подлое жестокое лицо, безжалостное и коварное, и бегающие глазки. Потом мы узнали, что большинство людей в этой разгневанной толпе пикуни не слышало из-за суматохи и возбуждения, что объявил глашатай, или выехало раньше, чем он прибыл в лагерь. Теперь, они ехали, решив безжалостно расправиться с теми, кого сейчас считали своими врагами. Большое Озеро поспешил им навстречу. Он кричал им что-то и делал знаки остановиться. Но так как они не обращали на нас внимания, он пробежал еще дальше вперед и, наведя ружье на Олененка, воскликнул:

— Остановись или я буду стрелять.

Олененок неохотно сдержал лошадь и сказал:

— Почему ты меня остановил? Эти собаки — кутене оскорбили и обманули нас. Мы хотим отомстить им.

Он собрался двинуться дальше и окликнул следовавших за ним. Большое Озеро снова поднял ружье.