Моя жизнь среди индейцев - Страница 29

К оглавлению

29

В общем зима, проведенная на реке Марайас, прошла приятно. Дни летели незаметно, занятые охотой с индейцами, беседами по вечерам у очага в палатке или у камина в нашем доме или в доме Гнедого Коня. Иногда я ходил с Гнедым Конем осматривать его «приманки». Интересное зрелище представляли собой громадные волки, окоченелые трупы которых валялись вокруг, даже прямо на «приманках».

Чтобы изготовить хорошую приманку, разрезали спину убитого бизона и вливали в мускулы, кровь и внутренности три флакона стрихнина — три восьмых унции. Видимо, одного глотка этой смертельной смеси было достаточно, чтобы убить волка; редко жертва успевала отойти больше, чем на 200 ярдов, как ее настигала смерть. Конечно, отравлялось множество койотов и прерийных лисиц, но они не шли в счет. На большие волчьи шкуры с густым мехом был хороший спрос на Востоке; они шли на полости для саней и карет и продавались уже в Форт-Бентоне по цене от трех до пят долларов за штуку. Однажды мне пришла в голову фантазия взять домой несколько закоченевших на морозе волков и расставить их вокруг дома Гнедого Коня. Странное и любопытное это было зрелище — волки, стоявшие кругом с поднятыми головами и хвостами, как будто они охраняли дом. Но задул чинук, волки скоро повалились, и с них сняли шкуры.

Так проходили дни, и наступила весна. Река очистилась ото льда; разом прошла масса с треском сталкивающихся больших льдин. Склоны долин потемнели от зазеленевшей травы. В каждом болотце трубили гуси и крякали утки. Мы все, индейцы и белые, ничего не хотели делать — только лежали на земле, греясь на солнце, курили и мечтали, спокойные и довольные.


Глава IX

Я ставлю свою палатку

— Почему ты не возьмешь себе жену? — спросил меня вдруг Хорьковый Хвост как-то вечером, когда Говорит с Бизоном и я сидели и курили с ним у него в палатке.

— Да, — поддержал его мой второй друг, — почему? Ты имеешь на это право, так как на твоем счету есть победа, даже две. Ты убил индейца кри и захватил у кри лошадь в сражении близ Хэри-Кэп.

— Лошадь я захватил, — отвечал я, — и очень хорошую. Но ты ошибаешься насчет индейца кри. Ты ведь помнишь, что он скрылся, убежал в сосны на Хэри-Кэп.

— Да я не о нем говорю, — сказал Говорит с Бизоном. — Мы все знаем, что он ускользнул; я говорю об одном из тех, кто упал вначале, когда мы все стали в них стрелять: высокий такой, в шапке из барсучьей шкуры, вот его ты убил. Я видел пулевую рану на его теле. Ни одна пуля из наших ружей не могла оставить такое маленькое отверстие.

Это было для меня ново. Я хорошо помнил, что несколько раз стрелял именно в этого воина, но никогда не думал, что моя пуля его настигла. Я не знал, радоваться ли мне или огорчаться по этому поводу, но наконец решил, что лучше радоваться, так как он убил бы меня, если бы только смог. Я обдумывал этот вопрос, вспоминая мельчайшие события того памятного дня, но хозяин палатки нарушил мою задумчивость:

— Я спрашиваю, почему ты не возьмешь себе жену? Ответь.

— Да за меня никто не пойдет, — ответил я. — Разве этого недостаточно?

— Кьяй-йо! — воскликнула мадам Хорьковый Хвост, прикрыв рот ладонью — так черноногие выражают удивление или изумление. — Кьяй-йо! Что за довод! Я хорошо знаю, что нет девушки в лагере, которая не хотела бы стать его женой. Да не будь этого лентяя, — при этом она ласково стиснула руку Хорькового Хвоста, — если бы он куда-нибудь уехал и больше не вернулся, я добилась бы своего — уговорила тебя взять меня. Я бы ходила за тобой следом, пока ты не согласился.

— Макаканисци! — воскликнул я. Это легкомысленное разговорное словцо выражает сомнение в правдивости собеседника.

— Сам ты макаканисци, — возразила она. — Как ты думаешь, почему тебя приглашают на все эти ассинибойнские танцы, где девушки разодеты в свои лучшие платья и стараются накрыть тебя своими плащами? Почему, по-твоему, они надевают все самое лучшее и ходят на торговый пункт со своими матерями или родственницами по всякому поводу? Не знаешь? Так я тебе скажу: каждая ходит в надежде, что ты обратишь на нее внимание и пошлешь к ее родителям своего друга сделать от твоего имени предложение.

— Это правда, — сказал Хорьковый Хвост.

— Да, правда, — подтвердили Говорит с Бизоном и его жена.

Я рассмеялся, пожалуй, немного деланно и переменил тему разговора, начав расспрашивать, куда направляется военный отряд, выход которого намечался на завтра. Тем не менее я много думал об этом разговоре. Всю долгую зиму я чувствовал некоторую зависть к моим добрым друзьям Ягоде и Гнедому Коню, которые были, по-видимому, так счастливы со своими женами. Ни одного сердитого слова, всегда добрая дружба и явная любовь друг к другу. Видя все это, я не раз говорил самому себе: «Нехорошо мужчине быть одному». Кажется, это цитата из библии, или нет — из Шекспира? Во всяком случае, это правда. У черноногих есть почти такое же изречение: «Мат-а-кви тэм-эн-и-ни-по-ке-ми-о-син» — «нет счастья без женщины».

После этого вечера я стал внимательнее присматриваться к разным девушкам, которых встречал в лагере или на торговом пункте, и говорил себе: «Интересно, какая бы из нее вышла жена? Аккуратна ли она, хороший ли у нее нрав, добродетельна ли она?» Но я все время помнил, что не имею права взять себе жену из этих девушек. Я не собирался оставаться долго на Западе. Моя семья никогда не простила бы мне брак с одной из них. Родные мои принадлежали к старому гордому пуританскому роду; я представлял себе, как они в ужасе всплеснут руками при одном намеке на такой брак.

29