Моя жизнь среди индейцев - Страница 22

Лошади наши были не очень сильны, так как их всегда на ночь загоняли в ограду деревни, а днем они паслись все на той же земле и скоро вытоптали и съели всю траву; поэтому они не могли окрепнуть. То тот, то другой враг всегда по ночам бродил крадучись вокруг деревни, и нельзя было пустить лошадей пастись снаружи и переходить на места, где корм хороший.

Из лагеря у речки мы каждое утро выходили на охоту. Женщины следовали за мужчинами, внимательно осматривавшими местность, чтобы затем преследовать ту группу бизонов, к которой легче всего можно было приблизиться. Затем после погони мы подъезжали к тому месту, где лежали эти большие животные, и помогали свежевать их и разрубать мясо. Вернувшись в лагерь, мы бывали до вечера заняты разрезая мясо на тонкие пласты и развешивая его вялиться на ветру и солнце. Так наш отряд выезжал на охоту три дня, и лагерь наш окрасился в красное. Издалека был виден его красный цвет, цвет вялившегося мяса. Мы были совершенно счастливы.

Я гордилась своим мужем. Он был всегда впереди: первым он настигал бизонов, последним прекращал погоню; он убивал их больше, чем любой из отряда, и всегда жирных превосходных животных. И он был так щедр. Если кому-то не удавалось убить бизонов, он подзывал его и дарил ему одного, а то и двух из убитых им.

На четвертый день мы выехали вскоре после восхода солнца, и невдалеке от лагеря мужчины устроили погоню и сбили много бизонов. Мой муж застрелил девять штук. Мы работали вовсю, свеживая их и разделывая мясо для укладки, чтобы везти его домой, как вдруг увидели, что те наши люди, которые находились на дальнем конце участка охоты, поспешно сели на лошадей и быстро поскакали к нам с криками: «Враги, враги!» Затем мы тоже увидели нападающих, много мужчин на лошадях, быстро скакавших на нас. Их длинные военные головные уборы развевались по ветру; они пели военную песню — она звучала грозно. Врагов было так много, а наших мужчин так мало… бесполезно было сопротивляться. Все сели на лошадей; наш предводитель крикнул:

— Скачите к лесу близ лагеря, — это наш единственный шанс. Смелее, скачите, скачите быстрее.

Я нахлестывала свою лошадь изо всех сил и била ее пятками по бокам. Муж ехал рядом со мной и тоже хлестал ее, но несчастное животное не могло скакать быстрее, а враг все приближался. Внезапно муж мой вскрикнул от боли, взбросил кверху руки и свалился на землю. Увидев это, я остановила лошадь, слезла и, подбежав к нему, подняла и положила его голову к себе на колени. Он был при смерти; кровь струей бежала у него изо рта; но он с трудом сказал:

— Возьми мою лошадь. Скачи быстрее, ты можешь оставить их позади.

Но я не хотела. Если он умрет, я тоже хотела умереть. Пусть враг убьет меня тут же, рядом с ним. Я слышала топот копыт приближающихся лошадей и, накрыв голову плащом, склонилась над моим мертвым мужем. Я ждала, что меня застрелят или поразят палицей, и радовалась этому, так как хотела последовать за дорогой тенью. Но нет, они пронеслись мимо, и я слышала выстрелы, крики и звуки военной песни, когда они поскакали дальше. Немного спустя я снова услышала лошадиный топот и, подняв голову, увидела высокого человека, мужчину уже в летах, смотревшего на меня сверху.

— Ага, — сказал он, — хороший выстрел. Он был далеко, но ружье мое не дрогнуло.

Это был индеец кроу, и я могла говорить с ним.

— Да, ты убил моего дорогого мужа. Теперь сжалься надо мной, убей и меня. Он засмеялся.

— Как, — сказал он, — убить такую хорошенькую молодую женщину! Нет. Я возьму тебя к себе домой, и ты станешь моей женой.

— Я не хочу быть твоей женой. Я убью себя, — начала было я, но он прервал меня.

— Ты поедешь со мной и сделаешь, как я скажу, — продолжал он, — но сначала я должен оскальпировать моего врага.

— Нет, — крикнула я, вскочив на ноги, в тот момент как он спешился. — Нет, не скальпируй его. Позволь мне похоронить его, и я сделаю все, что ты велишь. Я буду работать на тебя, буду твоей рабой, только дай мне похоронить это бедное тело, чтобы волки и птицы не тронули его.

Он снова засмеялся и сел в седло.

— Пусть будет, как ты говоришь, — сказал он. — Я поеду за лошадью для тебя, и ты тогда сможешь отвезти тело в лес около лагеря.

Так и сделали. Я закутала моего дорогого в шкуры бизона и привязала тело ремнями к площадке, которую устроила на дереве около речки. Я была в страшном горе. Прошло много-много времени, много зим, пока я оправилась и почувствовала, что стоит жить.

Человек, взявший меня в плен, был вождем; он владел большим табуном лошадей, отличной палаткой, множеством дорогих вещей. У него было пять жен. Эти женщины уставились на меня, когда мы приехали в лагерь. Первая жена указала мне место у входа и сказала?

— Положи там свой плащ и вещи.

Она не улыбнулась, не улыбались и остальные его жены. У всех жен вождя был сердитый вид, и они никогда не относились ко мне дружески! Мне поручалась вся самая тяжелая работа; меня заставляли счищать мездру со свежих шкур, которые они затем дубили. В этом состояла моя каждодневная работа, если я не была занята сбором сучьев. Как-то вождь спросил меня, чью бизонью шкуру я очищай от мездры, и я сказала ему. На другой день и в следующие дни он задавал мне тот же вопрос, и я говорила ему, какой из жен принадлежит шкура бизона, над которой я тружусь. Тогда он рассердился и стал ругать своих жен.

— Больше вы не будете поручать ей делать за вас работу, — сказал он, — сами счищайте мездру с ваших шкур, собирайте свою долю сучьев; запомните, что я сказал, я два раза повторять не буду.